По сторонам входа стояли два необычайной красоты  коня:  один  молоч-
но-белый, другой - саврасый, оба привязанные белыми волосяными веревками
к литым золотым приколам.
   Изумленный такой роскошью, гонец-монгол упал ничком на землю и  лежал
до тех пор, пока два силача-тургауда не подняли его под руки и не втащи-
ли в юрту, бросив на ковер перед Чингиз-ханом.
   Монгольский владыка сидел, подобрав под себя ноги, на широком  троне,
покрытом золотом.
   С закрытыми глазами, стоя на коленях, гонец пропел выученное  донесе-
ние, заливаясь высоким голосом, как он привык петь монгольские  былинные
песни:

   Донесение величайшему от его старательных нукеров,
   Субудай-багатура и Джебэ-нойона.
   Сын бесхвостой лисы, Мухаммед Хорезм-шах,
   Кончил жиань в шалаше прокаженного,
   А змееныш его, непокорный Джелаль,
   Ускользнул через горы Иранские,
   Там бесследно исчез он, как дым.
   Мы покончили с ними! Идем на Кавказ,
   Будем драться с народами встречными.
   Испытаем их мощь, сосчитаем войска,
   Пронесемся степями Кипчакскими,
   Где дадим мы коням отдохнуть.
   Мы запомним пути, мы отыщем луга
   Для коня твоего золотистого,
   Чтобы мог ты на Запад грозой налететь,
   Подогнув под колено вселенную,
   И покрыть все монгольской рукой
   В мире сил нет таких, чтобы нас удержать
   В нашем беге до моря Последнего,
   Там, зеленой волной пыль омывши копыт,
   Мы курган накидаем невиданный
   Из отрезанных нами голов.
   На кургане поставим обломок скалы,
   Твое имя напишем священное,
   И тогда лишь коней повернем на Восток,
   Чтоб умчаться обратной дорогою
   Снова к юрте твоей золотой.

   Окончив песню, гонец, зажмурившись, впервые взглянул в свирепые глаза
недоступного простым монголам владыки. Пораженный, он снова упал ничком.
Чингиз-хан сидел невозмутимый, непроницаемый, с полузакрытыми глазами и,
кивая седеющей рыжей бородой, чесал голую пятку. Он  смотрел  устало  на
лежавшего перед ним гонца и сказал:
   - У тебя горло, как у дикого гуся... Тебя подобает  наградить...-  Он
порылся в желтом шелковом мешочке, висевшем на ручке трона, достал кусок
запыленного сахара и втиснул его в дрожащий рот гонца. Затем каган  ска-
зал:
   - Джебэ-нойона и Субудай-багатура еще рано хвалить. Посмотрим, удачно
ли закончится их поход... Ответное наше слово мы пришлем с  особым  гон-
цом.
   Движением пальца каган отпустил гонца. Он приказал  его  накормить  и
напоить кумысом, а также достойно угостить сопровождавшую его охрану. На
другой день он всех отправил обратно догонять ушедший далеко вперед мон-
гольский отряд.
   Прошел год, и никаких известий об ушедших на запад монголах не прихо-
дило. Однажды Чингиз-хан сказал несколько слов своему секретарю,  уйгуру
Измаилу-Ходже и приказал, чтобы запечатанное письмо (никто не  знал  его
содержания) повез гонец, увешанный бубенчиками, с соколиными перьями  на
шапке (знак спешности). Охранять гонца он поручил темнику Тохучару с ту-
меном в десять тысяч всадников.
   - Ты поедешь до края вселенной, пока не найдешь Джебэ-нойона и  Субу-
дай-багатура. Там, на твоих глазах, гонец должен  передать  наше  письмо
Субудай-багатуру из рук в руки. Они теперь забрались так далеко, что  их
теснят тридцать три возмущенных народа. Пора их выручать.
   Тохучар в тот же день направился со своим отрядом на запад отыскивать
умчавшихся на край вселенной монголов.

   Глава третья. В ПОИСКАХ ПОСЛЕДНЕГО МОРЯ

   Вперед, крепконогие кони
   Вашу тень обгоняет народов страх.
   (Из монгольской песни)

   Как две огромные черные змеи, проспавшие зиму, выползают из-под  кор-
ней старого платана на поляну и, отогревшись в лучах  весеннего  солнца,
скользят по тропинкам, то соприкасаясь, то снова разделяясь,  и  внушают
ужас убегающим зверям и кружащимся над ними с криками  птицам,  так  два
монгольских тумена стремительного Джебэ-нойона  и  осторожного,  хитрого
Субудай-багатура, то растягиваясь длинными ремнями, то собираясь  вместе
шумным и пестрым скопищем коней, топтали поля вокруг объятых ужасом  го-
родов и направлялись на запад, оставляя за собой закоптелые развалины  с
обгоревшими, раздувшимися трупами.
   Этот передовой отряд войск Чингиз-хановых прошел по северному  Ирану,
разгромив города: Хар, Симнан, Кум, Зенджан и другие.  Монголы  пощадили
только богатый город Хамадан, правитель которого выслал вперед с  почет-
ным посольством подарки: табун верховых лошадей и двести верблюдов, наг-
руженных платьями. Упорную битву монголы выдержали в Казвине, где внутри
города жители отчаянно дрались длинными ножами. Казвин был сожжен.
   Холодные зимние месяцы монголы провели в пределах города Рея. Со всех
концов им присылались стада баранов, лучшие кони  и  верблюды  с  тюками
одежд. Там монголы выжидали весну.
   Когда под весенним солнцем зазеленели склоны  Иранских  гор,  монголы
прошли по Азербайджану. Большой богатый город Тавриз  выслал  им  ценные
дары, и монголы, согласившись на мир, прошли мимо, не тронув города. Они
направлялись на Кавказ, где подступили к столице Аррана Гандже. Но  мон-
голы не решились штурмовать этот город, потребовали серебра и одежд, что
было им выдано, и они продолжали свой путь в Грузию.
   Сильное войско грузин стало на их пути. Субудай с главными силами шел
впереди, Джебэ с пятью тысячами всадников укрылся в засаде.  При  первой
же стычке монголы притворно обратились в  бегство.  Потерявшие  осторож-
ность грузины погнались за ними. Татары Джебэ бросились на грузин из за-
сады, а всадники Субудая, повернув обратно, охватили грузин со всех сто-
рон и перебили. В этом бою погибло тринадцать тысяч грузин.
   Монгольское войско побоялось, однако, забираться в глубь этой пересе-
ченной горными ущельями страны с очень воинственным населением и покину-
ло ее, отягченное добычей. Воины говорили, что  им  тесно  в  кавказских
горных ущельях. Они искали степей, где привольно пастись коням.  Вырезав
город Шемаху, монголы направились к Ширванскому Дербенту.  Эта  крепость
стоит на неприступной горе и закрывает проход на север. Джебэ-нойон пос-
лал к ширванскому шаху Рашиду, укрывшемуся в крепости, гонца с  требова-
нием:
   - Пришли ко мне твоих знатных беков, чтобы мы заключили с тобой  дру-
жественный мир.
   Ширванский правитель прислал десять родовитых стариков. Джебэ зарубил
одного гордого бека на глазах остальных и потребовал:
   - Дайте надежных проводников, чтобы наше войско  могло  пройти  через
горы. Тогда вам будет пощада. Если же проводники окажутся недобросовест-
ными, то всех вас ждет такой же конец.
   Ширванские беки ответили, что они подчиняются этому требованию,  про-
вели монгольское войско, обойдя Дербент, горными тропами и показали путь
на кипчакские равнины. Монголы тогда отпустили  стариков-посредников,  а
сами направились дальше на север.

   Глава четвертая. В СТРАНЕ АЛАНОВ И КИПЧАКОВ

   На Северном Кавказе Джебэ и Субудай прибыли в страну аланов, куда  из
обширных северных степей на помощь аланам собралось много лезгин, черке-
сов и кипчакских отрядов. Монголы бились с ними целый день до вечера, но
силы оставались равными, и никто не одержал победы. Тогда Джебэ послал к
знатнейшему кипчакскому хану Котяну лазутчика, и тот прочел Котяну такое
письмо:
   "Мы, татары, как и вы, кипчаки,- одна кровь одного рода. А вы  соеди-
няетесь с иноплеменниками против своих братьев. Аланы и нам и вам чужие.
Давайте заключим с вами нерушимый договор не тревожить  друг  друга.  За
это мы дадим вам столько золота и богатых одежд, сколько вы пожелаете. А
вы сами уходите отсюда и предоставьте нам одним расправиться с аланами".
   Монголы послали кипчакам много коней, нагруженных ценными  подарками,
и кипчакские ханы, соблазнившись, предательски покинули ночью  аланов  и
увели свои войска на север.
   Монгольские дружины напали на аланов, разгромили и пронеслись  по  их
селениям, предавая все огню, грабежу и убийству. Аланы объявили о  своей
полной покорности Чингиз-хану, а часть их присоединилась к  монгольскому
отряду.
   Тогда, не имея больше за спиной острых мечей аланов, Джебэ и  Субудай
внезапно повели свои тумены на север в  степь,  на  кипчакские  кочевья.
Уверенные в мире и своей безопасности, кипчакские ханы с отдельными  от-
рядами разъехались по своим стоянкам. Монголы гнались за ними по  пятам,
разорили главные стойбища кипчаков и забрали всякого имущества во  много
раз больше того, что дали в уплату за измену.
   Те из кипчаков, которые жили далеко в степи, услыхав о вторжении мон-
голов, навьючили на верблюдов имущество и  бежали  кто  куда  мог:  одни
спрятались в болотах, другие в лесах . Многие удалились в земли  русские
и венгерские.
   Монголы гнались за убегавшими кипчаками по берегам Дона, пока  их  не
загнали в синие волны Хазарского моря и там многих утопили. Оставшихся в
живых кипчаков они сделали своими конюхами и пастухами, чтобы те стерег-
ли захваченные повсюду стада и табуны коней.
   Затем они прошли на Хазарский полуостров и напали на  Судак,  богатый
приморский кипчакский город. К нему раньше  приходило  много  чужеземных
кораблей с одеждами, тканями и другими товарами. Кипчаки  их  выменивали
на невольников, черно-бурых лисиц и белок, а также на бычьи кожи,  кото-
рыми славилась кипчакская земля.
   Узнав о приближении монголов, жители Судака бежали, частью укрылись в
горах, частью сели на корабли и отплыли через море в Требизонт. Джебэ  и
Субудай разграбили город и снова отошли на север для отдыха в кипчакских
кочевьях, где отдыхали больше года.
   Здесь тянулись обильные травой луга и плодородные  поля,  распаханные
рабами, и бахчи с арбузами и тыквами, и тучные  стада  крупных  коров  и
тонкорунных баранов. Воины монгольские хвалили эти степи и говорили, что
здесь их коням так же привольно, как на родине, на берегах Онона и Керу-
лена. Но родные монгольские степи им дороже, и они их не променяют ни на
какие другие степи. Покончив с завоеванием вселенной, все монголы  хотят
только одного - вернуться на берега родного Керулена.
   Джебэ и Судубай со своими отрядами пробыли недолго в  главном  городе
кипчаков Шарукане. В нем были и каменные постройки, до половины врытые в
землю, и амбары со складами иноземных товаров, но больше всего было раз-
борных юрт, в которых жили как кипчакские ханы, так и простые кочевники.
Они весной откочевывали из города в степь, а на зиму снова  возвращались
в город.
   С приходом монголов заморские купцы, боясь войны, перестали торговать
со степью. Город Шарукань, разграбленный и сожженный,  опустел,  а  мон-
гольские войска ушли к Лукоморью".
   Там монголы поставили курени в низинах между холмами, чтобы  укрыться
от ветров. Каждый курень ставился кольцом в несколько сот юрт,  отобран-
ных у кипчаков. В курене насчитывалась тысяча воинов. Посредине  каждого
кольца стояла большая юрта тысячника с его высоким рогатым  бунчуком  из
конских хвостов. Около юрт, привязанные  на  железных  приколах,  стояли
всегда готовые к походу оседланные кони с туго подтянутыми поводьями,  а
остальные кони паслись огромными табунами в степи под надзором  кипчакс-
ких конюхов.
   Монгольское войско продолжало соблюдать строгие законы  -  "Ясы  Чин-
гиз-хана" - Лагери были окружены тройной  цепью  часовых.  В  степи,  на
главных тропах, ведущих в земли булгар, урусов и угров скрывались сторо-
жевые посты. Они ловили всех, кто ехал по степи, расспрашивали их, затем
отсылали тех, кто знал новости о соседних племенах,  к  Джебэ-нойону,  а
остальных рубили. У многих нукеров вместе с ними в юртах  находились  их
монгольские жены и дети, выехавшие в поход еще с далекой родины, а также
женщины и дети, захваченные в пути. Монголы были одеты так же, как и ну-
керы, и их трудно было сразу отличить. Они иногда участвовали в  битвах,
но обычно женщины заведовали верблюдами, вьючными конями и возами, в ко-
торых берегли полученную при дележе добычу. Женщины наблюдали  также  за
пленными с тавром владельца, выжженным на бедре, и  поручали  им  разную
работу. Они вместе с пленными доили кобылиц, коров и верблюдиц и во вре-
мя стоянок варили в медных или каменных котлах пищу.
   Маленькие дети, рожденные за время походов или захваченные в пути, во
время переходов сидели в повозках или в кожаных переметных сумах, иногда
по-двое, на вьючных конях, а также за спиной ехавших верхом монголок.
   В степи, в стороне от монгольского лагеря, растянулся  сборный  табор
воинов разных племен, приставших на пути к монголам. Здесь были видны  и
туркменские пестрые юрты, и тангутские рыжие шатры, и черные  шатры  бе-
луджей, и простые шалаши аланов или всадников неизвестно какого племени.
Вся эта разгульная орда, подгоняемая  монголами,  первая  посылалась  на
приступ, а после боя подбирала остатки захваченной монголами добычи.

   Глава пятая. В ТАТАРСКОМ ЛАГЕРЕ БЛИЗ КАЛКИ

   Субудай-багатур приказал поставить себе юрту на высоком кряже морско-
го берега, около устья ленивой мутной реки.
   Нукеры весело исполнили приказ багатура, предчувствуя стоянку  и  от-
дых. Двенадцать верблюдов привезли несколько разобранных юрт. На верблю-
дах сидели перепуганные кипчакские пленницы  в  остроконечных  войлочных
шапках. По требованию монголов, они пели песни, когда ставили  полукруг-
лые решетки, обтягивали их  белыми  войлоками  и  наискось  перевязывали
пестрыми ткаными дорожками. Субудай, хмурясь, спросил:
   - Почему три юрты?
   В одной ты будешь думать твои думы, в другой  мы  гим  твоих  любимых
охотничьих барсов, а без третьей нельзя,- в нее мы для тебя заперли  са-
мых лучших кипчакских пленниц, умеющих петь и плясать.  Субудай  оборвал
нукеров:
   - Угга! (Нет!) Пусть во второй юрте рычат барсы,  а  в  третьей  юрте
пусть для меня варит обед старый Саклаб. Кипчакские пленницы пусть мне в
походе не мешают. Раздайте их сотникам.
   Саклаб с котлами, большими деревянными ложками и длинным топким ножом
на поясе расположился в третьей юрте. Высокий, худой, костлявый  раб,  с
седыми космами, был схвачен татарами  в  пути  около  Астрабада.  Нукеры
объяснили тогда Субудаю: "Этот пленный старик - родом урус. Он был пова-
ром у мирзы самого Хорезм-шаха Мухамкеда и задумал бежать к себе на  ро-
дину. Он говорит на всех языках и умеет готовить всякие кушанья.  Старик
будет тебе готовить и пилав с миндалем, и чилав со сливами, и  каймэ  из
гороха, и каймак из сливок, и халву, и пахлаву. При  нем  находится  его
приемыш, молчаливый юноша по имени Туган. Он будет помогать Саклабу  го-
товить обед. Тогда Субудай рассердился и сказал:
   - С меня хватит одного старика Саклаба, чтобы изготовить обед. А  ни-
каких помощников мне не надо. Все любят быть помощниками при котле. Это-
го юношу Тугана вооружить мечом и дать ему из табуна  лысого  шелудивого
коня. Отправить его в передовую сотню, и пусть учится военному делу. Ес-
ли будет из него хороший воин, то скоро у него появятся и добрый конь, и
седло, и броня. А если будет он плохой  воин,  то  его  убьют  в  первой
схватке. Потеря небольшая!..
   В юрте с белым верхом, повернутой дверью к югу, в сторону моря, Субу-
дай сидел у входа на седельной подушке. Он подолгу с удивлением  смотрел
выпученным глазом на серое беспокойное море, где и вода, и ветер, и  ры-
бы, и даже летающие над волнами птицы совсем иные, чем в голубых  озерах
монгольской степи. Издалека катились к берегу однообразные  волны,  и  в
туманной синеве иногда показывались белые паруса  иноземных  кораблей  -
они боялись приблизиться к занятой татарами земле.
   Здесь была привольная степь, высокая трава, озерки с  плавающей  пти-
цей. Кругом пасся скот, отобранный у кипчаков: быки были белые,  длинно-
рогие, бараны жирные, курдючные, тоже белые; и войлоки у кипчаков белые,
и юрты белые. Воины Субудая каждый день ели мясо и, ничего не делая, ва-
лялись на персидских коврах. Иногда монгольские ханы-тысячники  выезжали
на охоту с соколами или устраивали скачки, испытывая коней - своих, мон-
гольских, и захваченных в пути: туркменских,  персидских,  кавказских  и
других.
   Вверх по течению реки Калки, среди степи на кургане поставил свою юр-
ту второй полководец, Джебэ-нойон. Вокруг расстилалась зеленая  равнина.
Через нее к северу уходила цепь сторожевых курганов.
   Хотя Джебэ и Субудай были посланы Чингиз-ханом на запад  одновременно
и для одного дела, но оба полководца Друг с  другом  не  всегда  ладили,
постоянно спорили и каждый старался на  деле  доказать  ошибку  другого.
Чингиз-хан не без хитрой мысли отправил двух соперников. Не раз он делал
это и с другими своими нукерами, посылая на одно дело двоих,-  ведь  со-
перники всегда стараются отличиться.
   Джебэ, стремительный в походе, постоянно вырывался вперед. Его  отряд
не раз попадал в самое опасное положение. Он искусно уходил от  напирав-
шего противника. Когда уже отовсюду грозила гибель,  тогда  появлялся  и
выручал Субудай. Он нападал на  неприятеля  сплоченными  рядами  тяжелой
монгольской конницы, в которой и нукеры и кони  были  покрыты  железными
китайскими латами.
   Высокий, прямой, никогда не смеющийся Джебэ, со стеклянными неподвиж-
ными глазами, после боя являлся к Субудаю, покрытый пылью и забрызганный
кровью. Сидя у костра, он объяснял Субудаю, что не сделал  никаких  оши-
бок, что врагов было слишком много. А  Субудай  посмеивался,  довольный,
что он опять был спасителем Джебэ, и предлагал ему  лучше  не  объяснять
своих ошибок, а попробовать зажаренного на вертеле,  как  у  самого  хо-
резмского падишаха, нашпигованного чесноком и фисташками молодого бараш-
ка.
   Джэбэ выдвинулся из рядов простых нукеров. "Так как Джэбэ был храбрый
человек, Чингиз-хан дал ему командование над десятком; так как он хорошо
служил,- сделал его сотенным беком; так как он выказал старание и  усер-
дие,стал тысячником. После того Чингиз-хан дал ему бекство "тьмы" (туме-
на), и долгое время он состоял на службе в свите, ходил с войском и ока-
зал хорошие услуги". (Рашид ад Дин.)
   Джебэ был горд, самоуверен, вспыльчив. Он думал, что нигде не сделает
промаха, если на шестьдесят шагов попадает  стрелою  в  голову  бегущего
суслика. За свою меткость и стремительность он и был прозван  "Джебэ"  -
стрела . Под этим именем его знали все в войске, хотя настоящее его  имя
было другое. Перед битвой он всегда сам осматривал местность,  проносясь
на высоком поджаром коне по передовым опасным местам, и  его  не  раз  с
трудом выручали от гибели телохранители-тургауды.
   Субудай, с клочками седых волос на подбородке, казался стариком; ник-
то не знал, сколько ему лет. Когда-то в юности он  был  ранен  в  плечо,
мышцы были перерублены, правая рука с тех пор осталась скрюченной, и  он
действовал одной левой рукой. Лицо его было рассечено через левую бровь,
отчего левый глаз, выбитый, был всегда зажмурен, а правый, широко  раск-
рытый, казалось, сверлил и видел каждого насквозь.
   Все нукеры в войске говорили, что Субудай хитер и осторожен, как ста-
рая лисица с отгрызенной лапой, а злобен, как барс, побывавший в  капка-
не,- с Субудаем не страшен никакой враг и с ним не пропадешь.
   Джебэ упрямо обдумывал план пути, чтобы доехать до  Последнего  моря,
омывающего вселенную. Донесение  Чингиз-хану,  посланное  с  распевавшим
песни гонцом, сочинял Джебэ, а Субудай только ободрял,  покачивая  голо-
вой, и посмеивался:
   - Далеко ли ты дойдешь? И скоро ли будет то  место,  откуда  ты,  как
сайгак, побежишь обратно и мне в последний раз придется тебя выручать?
   Разведчики, наблюдавшие за  степью,  ловили  пробиравшихся  путников,
приводили к Джебэ, и он сам их расспрашивал: о племенах, обитающих к за-
паду и к северу, о путях к ним, о реках и переправах через них, о  корме
для коней, о богатых городах и сильных крепостях, о войске, оружии  и  о
том, хорошо ли воины умеют драться, попадать стрелами в намеченную  цель
и далеко ли Последнее крайнее море.

   Глава шестая. БРОДНИК ПЛОСКИНЯ В ТАТАРСКОМ ПЛЕНУ

   Однажды разведчики привели к  Джебэ  несколько  человек  из  племени,
раньше не виданного. Занимались они перевозкой на паромах и  лодках  до-
рожных путников. Они были высокие, плечистые, с широкими рыжими  борода-
ми, в овчинных потрепанных полушубках, кожаных портах и мягких  поршнях,
переплетенных ремнями. Серые рысьи шапки были лихо сдвинуты на ухо.
   - Кто вы такие? Откуда пришли? - спросил Джебэ. Один, повыше и пошире
остальных, отвечал по-кипчакски:
   - Мы зовемся "бродники", потому что мы бродим по степи. Отцы  и  деды
бежали сюда в степь от князей, ища себе воли...
   - Если вы не почитаете ваших господ и убежали от них, значит, вы раз-
бойники и бродяги?
   - Мы не то что разбойники и не совсем бродяги... Мы -  вольные  люди,
вольные охотники и рыбаки.
   - А ты кто? - спросил Джебэ самого высокого бродника.
   - Я зовусь Проскиня! Наши бродники избрали меня своим воеводой.
   Джебэ сейчас же отправил нукеров к Субудай-багатуру сказать:  "Приез-
жай! Пойманы нужные нам люди".
   Нукеры прискакали обратно с такими словами: "Субудай-багатур сидит на
ковре. Около него торба бобов. Он скаэал: "Не поеду, занят..."
   Бродник Плоскиня заметил:
   - Это значит: "Кто по ком плачет, тот к тому и скачет".
   Джебэ оставил под стражей всех пойманных бродников, а  сам  вместе  с
Плоскиней, окруженный нукерами, отправился к Субудаю.
   На потухающем багровом небе резко чернели три юрты Субудая. Над  ними
вились дымки и торчали воинские значки - шесты с конскими хвостами и ро-
гами буйволов. Субудай сидел в юрте на персидском шелковом ковре.  Осве-
щенный дрожащим светом костра, он левой рукой доставал из пестрой  торбы
бобы и старательно расставлял их странными длинными нитями.
   - Кто это? - спросил Субудай. На мгновение он уставился  вытаращенным
глазом на Плоскиню и опять занялся бобами.- Садись, Джебэ-нойон.
   Джебэ опустился на ковер около Субудая и бесстрастно косился  на  то,
что делал багатур. Никогда он не мог вперед угадать, что сделает  старый
барс с отгрызенной лапой.
   Бродник Плоскиня, высокий, осанистый, с широкой рыжей бородой, ниспа-
давшей на грудь, бегающими глазами осматривал юрту и что-то прикидывал в
уме. Он продолжал стоять почтительно у входа. Его сторожили два  увешан-
ных оружием монгола.
   Поглядывая на руку Субудая, быстро передвигавшую бобы, Джебэ  расска-
зывал, что слышал от пленных, и советовал использовать Плоскиню как про-
водника.
   - А что делают сейчас кипчакские ханы? - прервал Субудай.
   - Все они струхнули,- ответил Плоскиня.- Когда ваши татары примчались
в их город Шарукань, кипчакские ханы разбежались - одни в русские преде-
лы, другие в болота.
   - Кто убежал к урусам?
   - Много убежало - и первым главный их богач Котян,  и  половцы  Луко-
морские, и Токсебичи, и Багубарсовы, и Бастеева чадь, и другие.
   Субудай оторвался от бобов и пристально уставился на Плоскиню.
   - А где же теперь главное войско Урусов?
   - Кто, кроме бога, это знает?
   Субудай съежился, его лицо искривилось, и  раскрытый  глаз  загорелся
гневом. Он погрозил скрюченным пальцем с обгрызенным ногтем.
   - Ты говори все, что знаешь! Не заметай следы! А то я положу тебя под
доску, а на доску посажу двадцать нукеров. Тогда ты запищишь, да и сдох-
нешь...
   - А зачем мне молчать?
   - Говори, где теперь урусские князья? Готовятся ли урусы к войне?
   - Дай смекнуть! - сказал Плоскиня и, расставив длинные ноги,  закатил
кверху глаза.
   Субудай раза два метнул на бродника  подозрительный  взгляд  и  снова
стал на ковре передвигать бобы. Наконец он зашипел:
   - Послушай ты, степной бродяга! Если ты мне все  толково  расскажешь,
так и быть, дам тебе награду. Смотри сюда, на бобы. Видишь эту нитку бо-
бов - это река Дон... А эта длинная нитка - это  река  Днепр...  Подойди
сюда поближе и покажи, где должен быть город Урусов Киев?
   Плоскиня сделал шаг, но оба монгольских часовых бросились на  него  и
сорвали пояс с мечом. Тогда бродник, осторожно  опустившись  на  колени,
подполз к Субудаю.
   - Так! Понимаю! - говорил он, морща лоб и сдвинув  меховую  шапку  на
затылок.- Вот это наш Днепр... А это устье Днепра у моря, где  Олешье...
А вот здесь малая речушка - это, знать, Калка, где мы стоим сейчас... Но
только послушай, мой светлейший хан! Ведь Днепр не так течет прямо с се-
вера на юг, а, как согнутая рука, углом. Вот здесь где плечо - это город
Киев, а где кулак - там уже Черное море. А где выпирает в степь локоть -
там на Днепре остров Хортица, и вот, около Хортицы, значит, у локтя, со-
бирается русское войско.- Плоскиня передвинул бобы так, что  Днепр  выг-
нулся углом.
   - Сколько отсюда до Киева? - спросил Субудай. Он вынул из торбы вмес-
те с бобами горсть золотых монет, подбросил их на ладони и положил около
себя.
   У Плоскини глаза разгорелись, и он облизал языком сухие губы.
   - А на что тебе Киев? От Киева русские не пойдут. Ведь до Киева отсю-
да далеко, верст шестьсот...
   - Что такое "верст"? - рассердился Субудай.- Не покимаю "верст"!.. Ты
скажи мне, сколько до Киева конских переходов.
   - Если отсюда на Киев поедешь на одном коне, то будешь прямиком ехать
дней двенадцать. А о-двуконь - проскачешь шесть дней.
   - Вот теперь ты мне стал говорить толком.
   - Но русские от Киева прямо в  степь  не  ходят.  Они  спускаются  на
ладьях по Днепру до "локтя", вот до  этого  угла,  до  острова  Хортицы.
Здесь они плавятся на другую сторону и тут "Залозным  шляхом",  короткой
дорогой идут сюда, на Лукоморье. Здесь хорошего конского ходу всего  дня
три-четыре, а о-двуконь проедешь и в два дня.
   - Всего два дня? - удивился Субудай.- В два дня  урусы  могут  пройти
сюда от Днепра?
   - Видишь, вот отсюда, от загиба, от Гортицы, наши русские часто дела-
ли набеги на половецкие кочевья. Если ехать без повозок,  то  в  два-три
дня проедешь.
   Субудай, видимо, был доволен, получив важные для  него  сведения.  Он
посмеивался, хлопая себя по колену, и приказал подать кумыс. Он подробно
расспрашивал Плоскиню о дорогах, о бродах через реки, о войске урусов; о
том, какие у них кони, как вооружены ратники, хорошо ли дерутся?
   - Бьют они здорово, особливо секирами, да и простыми топорами.
   - Сколько у этих урусов войска?
   - Если все ближние князья приведут к Хортице свои дружины:  киевские,
черниговские, смоленские, галицкие, волынские и прочие  помельче,  то  в
степь двинутся петцев, стрелков и всадников тысяч пятьдесят.
   - Значит, у них пять туменов? - сказал Субудай и положил пять золотых
монет около того "загиба" в Хортице на Днепре,  где  начинался  поход  в
степь.- А сколько всадников выставят кипчаки?
   - Пожалуй, тоже наберется тысяч пятьдесят. На этой стороне Днепра уже
скопилась несметная туча кипчаков. Субудай положил еще пять золотых.
   - Итак, против нас будет всего десять туменов урусов  и  кипчаков?  -
заметил Субудай и посмотрел на непроницаемого, молчаливого Джебэ.-  Пом-
нишь, Джебэ-нойон, каким войском от Черного Иртыша мы пошли на Хорезм...
Покажем теперь, хорошие ли мы ученики "потрясателя вселенной" Чингиз-ха-
на!
   Плоскиня, стоя на четвереньках, посматривал то на золотые монеты,  то
на задумавшихся монгольских ханов. Хитрые, злые искры мелькнули в глазах
Плоскини, когда он вкрадчиво спросил:
   - А что же ты, светлейший татарский воевода, не положил еще несколько
золотых на то место, где стоит твоя татарская сила? Похвастай, сколько у
тебя войска!
   Субудай сжал скрюченные пальцы в кулак и ткнул в лицо Плоскини.
   - Вот сколько нашего татарского войска! А вот что я сделаю с  урусами
и кипчаками!..- Субудай злобно сгреб десять положенных им золотых  монет
и бросил их в торбу с бобами.- Всех их засуну в мою торбу и  сожру,  как
творог.
   Плоскиня попятился.
   - Ты мне дай что-нибудь от твоей ханской милости за усердие!
   - Угга! Я денег никому не даю, а мне их все приносят, и я все отсылаю
моему повелителю, Чингиз-хану непобедимому... Впрочем, ты можешь зарабо-
тать награду. Есть у тебя сыновья?
   - Слава богу, четыре имеются.
   - Где они? Далеко?
   - Сидят на бродах по Дону.
   - Я пошлю за ними сотню всадников, они мигом их доставят сюда. Ты  им
прикажешь пробраться соглядатаями на сторону урусов  и  там  высмотреть,
где урусские полки и сколько их. Пусть они узнают, что  думают  урусские
воеводы, затем скорее возвращаются назад, чтобы мне  все  точно  расска-
зать. Тогда я отпущу и тебя и твоих сыновей на волю и дам в награду  ко-
сяк лошадей и каждому по горсти золота. Ну, что медлишь?  Что  перемина-
ешься?
   Плоскиня стоял твердо, расставив длинные ноги, тяжело вздохнул и ска-
зал:
   - Руби мне голову, преславный хан, а моих сыновей не тронь!
   Субудай засипел и ударил кулаком по ковру.
   - Ты так со мной говоришь? Эй, нукеры!  Отведите-ка  моего  почетного
гостя в юрту с барсами и поставьте тройную стражу. А Саклаб пусть угоща-
ет его вволю, как хана...
   - А ноги ему спутать? - спросил нукер.- Такой волк сбежит!
   - Да не забудь почтить его крепкой железной цепью!..

   Глава седьмая. ТРЕВОГА В КИЕВЕ

   Вы ведь своими крамолами начали наводить
   поганых на землю русскую, изза распри ведь
   стало насилие от земли половецкой...
   Загородите полю ворота своими стрелами
   острыми за землю русскую, за раны Игоревы
   буйного Святославича!
   (Слово о полку Игореве")

   У левого степного берега Днепра, против Киева, паром был с утра  зах-
вачен половцами, наехавшими внезапно. Они влезли на паром, угрожали  пе-
ревозчикам, не давая им убежать. От множества  людей  паром  наклонился,
зачерпнув воды. На пегом, как барс, коне подъехал старый  грузный  поло-
вецкий хан. Его провожала сотня джигитов. Один из них гарцевал впереди и
держал на длинном шесте ханский бунчук с  конскими  хвостами  и  медными
побрякушками. Другой бил в бубен. Двое пронзительно  дудели  на  дудках.
Один джигит на диком, храпевшем коне хлопал плетью,  стараясь  проложить
хану дорогу к перевозу.
   В стороне, перед теснившимися слушателями, тощий запыленный  странник
с котомкой за спиной рассказывал, что все половцы сейчас бегут с  Дикого
поля (причерноморские степи), а за ними  гонится  незнакомое,  страшного
вида племя "татары",- "лица их  безбородые,  носы  тупые,  и  у  каждого
взлохмаченная коса, как у ведьмы. От одного вида  безбожных  татар  люди
падают замертво..."
   - Что это за люди? Расскажи нам, странник божий,  видно,  ты  человек
сведущий и книжный.
   Странник, опершись на длинную палку, стал говорить:
   - Прииде с востока в бесчисленном множестве некий ядовитый  народ,  в
нашей стране неслыханный, глаголемый "татаре", и с ним еще семь  языков.
Якоже половцы доселе окрестных народов пленяху и губяху ныне же их поги-
бель наста. Татаре не токмо половцев победиша и загнаша, но даже до  ос-
нования искорениша, а на их землю сами седоша...
   - Откуда свалилось это племя?
   - О сем глаголют сказания в святых книгах, о них же  епископ  Мефодий
Патарийский свидетельствует, яко греческий царь Александр Македоньский в
древние времена загна поганый народ Гоги и Магоги в конец земли, в  пус-
тыню Етриевську, между востоком и севером. Задвинул он их горами и  при-
казал сидеть там до скончания срока. И тако бо епископ Мефодий рече, яко
к скончанию времени горы снова раздвинутся, и тогда выйдут оттуда Гоги и
Магоги и попленят всю землю  от  востока  до  Евфрата,  и  от  Тигра  до
Понтьского моря - всю землю, кроме Эфиопья...
   - Всю землю! - воскликнули в толпе слушателей.- Стало  быть,  и  нашу
землю?..
   Странник продолжал:
   - А разве не видите, что кругом  делается?  Это  знаменья  последнего
времени! Явилась страшная звезда, лучи к востоку  довольно  простирающе,
иже знаменова новую пагубу христианом и нашествие новых враг... То вышли
из-за гор и на нас идут поганые Гоги  и  Магоги!  Ныне  пришло  реченное
скончание времени. Конец миру близко!..
   Послышались вздохи и причитанья. Странник  снял  войлочную  шапку,  и
слушатели в нее опускали баранки и мелкие черные монетки.
   С правого берега на больших просмоленных ладьях  приплыли  дружинники
великого князя киевского. Они разогнали толпу, расчистили место перевоза
и помогли старому половецкому хану взойти на паром. В шелковом малиновом
чекмене, подбитом соболем,  в  белом  остроконечном  колпаке,  опушенном
красной лисой, и в червленных сапогах, расшитых жемчужными  нитями,  хан
важно стоял, держась за перила рукой  в  кожаной  "перстатой"  рукавице.
Другой рукой он сжимал рукоять кривой сабли, сверкавшей алмазами.
   Хан, дородный, величавый, казался спокойным, только глаза его тревож-
но бегали, косясь на темные воды Днепра. Ветер  усиливался,  поверхность
реки рябила, и седые барашки пенились на катившихся волнах.
   Хан платил щедро. Паромщики получили от него немало горстей  серебря-
ных денег и старались изо всех сил. Целый день они  перевозили  огромный
караван: отборных коней, закутанных в расшитые попоны, ревущих от страха
верблюдов, грузных буйволиц с длинными рогами, падающими на плечи, прио-
детых тут же на берегу иноземных пленниц, смуглых, чернобровых, разукра-
шенных бусами и лентами. Все это везлось в дар русским князьям.
   В толпе говорили, что это прибыл старейший половецкий хан Котян, вла-
делец сотен тысяч коней, бродивших по беспредельным равнинам "Дикого по-
ля" с его тавром: след копыта в виде полукруга и под ним две черты.
   - Котян - хозяин степи! Он один  может  выставить  огромную  воинскую
рать. Не зря он приехал в Киев. Нужда его погнала. И  другие  половецкие
ханы потянулись со всеми своими родами на русскую сторону и теперь пере-
ходят Днепр по всем бродам и переметным мостам. Половецкие отряды входят
в воду на конях в бронях за щитами и с копьями... Что-то будет? Нет ли у
них злого умысла? И песен веселых половцы больше не поют.  Только  песни
тягучие, как верблюжьи стоны, слышны издалека, когда идут из степи в на-
шу сторону...
   В хоромах великого князя киевского, Мстислава Романовича, спешно  го-
товились к съезду: ожидались и большие и меньшие князья.  Ко  всем  были
посланы гонцы с заводными конями, сзывать на защиту Русской земли.
   Киевскому князю не легко было принять с честью именитых гостей,- каж-
дый являлся со своими дружинниками: чем был выше князь,  тем  с  большей
свитой он ехал. Княжеские слуги заставили всех хлебников и мясников Кие-
ва печь пироги с начинкой и пшеничные караваи и везти на княжеский двор.
Теперь не та сила, какая была у киевского князя сто лет  назад,  в  пору
Мономаха. Тогда под рукой киевского великого князя была почти вся  Русс-
кая земля: и Киев, и Переяславль, и Смоленск, и Суздаль, и Ростов, и да-
же далекий богатый Новгород принадлежал ему всецело. Тогда ему повинова-
лись все князья, а половцы не смели пошевельнуться. По всем границам  он
разнес славу русского имени. Но годы шли, род Мономаха дробился.  Князья
раздавали города и волости своим сыновьям, племянникам и внукам,  и  те-
перь Мстислав Романович владел Киевом урезанным и слабым.  За  последние
двадцать пять лет разгромы, сделанные русскими князьями, истощили  Киев,
когда галичане, и владимирцы, и суздальцы, и призванные недобросовестны-
ми князьями дикие половцы " грабили и жгли древнюю столицу.
   Не легко  было  киевлянам  восстановить  свой  стольный  город  после
стольких разгромов, много домов стояло разрушенных, с выбитыми оконница-
ми и дверьми...
   Сейчас снова из степи надвигалась беда. Она собрала вместе непримири-
мых князей, гордых и упрямых, враждовавших между собой всю  жизнь  из-за
лучшего престола, более доходного города, людной волости. Теперь  старые
враги, половцы, сами с поклоном прибежали в Киев, прося подмоги.  Унылые
и поникшие, они сидели толпой на корточках перед воротами княжьего  дво-
ра. Когда стали прибывать русские князья, половцы к ним подбегали, цело-
вали поводья коня, протягивали руки, твердя:
   - Исполчите полки! Придите в  нашу  степь!  Обороните  нас!  Помогите
прогнать злых недругов!
   Князья, каждый со своей свитой, собирались в дворе княжьего дома; они
стояли отдельно, спорили, иногда переходили, чтобы  послушать,  где  что
говорят, но, как ни упрашивали их киевские тиуны, не подымались в  вели-
кокняжеские гридницы.
   Половецкий хан Котян также находился во дворе,  гордый,  как  всегда.
Около него, сложив руки на животе,  хмурые  и  неподвижные,  стояли  его
степные советники в остроконечных колпаках, с темными от солнца и  степ-
ного ветра лицами. Старый переводчик из степных бродников объяснял хану,
кто из князей уже прибыл, как звать того или другого и кто особенно вли-
ятелен и силен. Котян, взвесив, кому надо выказать почет, подходил с пе-
ревальцем, склонялся, с трудом коснувшись пальцами  земли,  и,  снова  с
достоинством выпрямившись, оглаживая полуседые длинные усы, говорил одно
и то же:
   - Окажи помощь, будь братом! На всех нас идет  гибель!  Вместе  рядом
станем, гибель отгоним. Не побрезгай маленьким подарком. Прими  мой  по-
чет! Никого не забыл, я всем хочу оказать честь - и наволоками, и  коня-
ми, и скотом, и пленницами.
   Уже солнце приближалось к полудню, а князья все еще стояли вразброд и
до хрипоты пререкались на шумном княжьем дворе:  все  посматривали,  кто
войдет первым в гридницу князя киевского. Говорили, что  князь  Мстислав
Романович еще поджидает кого-то,- не гонцов ли с севера от  властного  и
надменного князя суздальского, Юрия Всеволодовича, который ждет съезда у
себя во Владимире и не поедет на совет князей в оскудневший Киев. Да еще
не видать князя галицкого Мстислава Удатного,- он особенно  всех  сзывал
на снем (съезд), и гонцы его всех понуждали: беда грозит неминучая, при-
езжайте вборзе! "
   Все разом оживились и заговорили:
   - Мстислав Удатный приехал - и с любопытством, отталкивая друг  друга
локтями, старались взглянуть на князя, прославленного удачными  походами
и победами над уграми и ляхами.
   Мстислав Удатный вошел походкой легкой, несмотря на годы. Он  остано-
вился, окинув собравшихся живым  взглядом  черных  проницательных  глаз,
точно отыскивая кого-то, и долго крутил длинный свисший  ус.  Готовый  к
бою, он был в золоченом шлеме, блестевшем в солнечных лучах, и в  легкой
кольчуге с золотой отделкой. Красное корзно развевалось при его  стреми-
тельной походке. Он заметил в углу двора хана Котяна и прямо  направился
к нему. Тот заторопился и, протянув руки, пошел навстречу Мстиславу. Они
прижались плечами, и Котян приник головой к груди галицкого князя. Белый
колпак Котяна свалился в пыль, и все заметили, что плечи половецкого ха-
на судорожно вздрагивали,
   - Плачет! Пусть поплачет! - зашептали в толпе.- Эти злодеи немало на-
ших людей сделали своими колодниками,  теперь  сами  узнают,  что  такое
горькие сиротские слезы! Мстислав женат на дочери хана Котяна, потому  и
распинается за богатого тестя!
   Дружинники известили киевского князя о  приезде  Мстислава  Удатного.
Однако Мстислав Романович все еще медлил и не выходил на крыльцо,  чтобы
встретить двоюродного брата,- старые счеты мешали! А Мстислав, обняв Ко-
тяна, отошел с ним в угол двора, и долго они стояли там и тихо беседова-
ли.
   Опять все зашевелились, и послышались восклицания:
   - Суздальцы приехали! Будет сильная подмога! Где же нам двинуться без
суздальцев! Нет, это не суздальцы, а ростовский молодой  князь  Василько
Константинович.
   Во двор вошел стройный, молодой воин. Светлый пушок едва покрывал его
подбородок. Он так же, как  Мстислав  Галицкий,  был  готов  к  бою,-  в
кольчуге и стальном шлеме и с длинным прямым мечом у пояса. Одет он  был
скромно, алое корзно выцвело. Вся одежда его была в  пыли  и  забрызгана
грязью,видно, только что он сошел с коня. Рядом с ним  плелся  старик  с
длинными полуседыми кудрями, падавшими па плечи;  на  сыромятном  ремне,
перекинутом через плечо, висели гусли.
   - Это слепой певец! Славный певец Гремислав! Раньше был  воевода,  не
раз громил половцев, а князь рязанский Глеб из злобы засадил его в поруб
", ослепил и держал три года. Там Грамислав в заточении начал песни сло-
гать, и его взяли из поруба. С тех пор он бродит из одного города в дру-
гой и поет бывалыцину про времена стародавние... Сегодня, знать, мы  ус-
лышим Гремислава.
   Молодой князь Василько с приветливой улыбкой и с почтением к  старшим
князьям обошел всех. Князья сами шли ему навстречу и спрашивали:
   - А что же не едут суздальцы! Ты им сосед, ты знаешь, почему их  нет?
Великий князь суздальский Юрий Всеволодович твой родной  дядя,  уговорил
ли ты его?
   - Все еще думает! А приедет ли - о том и ведуны не скажут...
   На крыльцо княжьего дома вышли парами десять дружинников, все как  на
подбор, видные, в кольчугах и шлемах с короткими копьями. Они спустились
по ступенькам и остановились  по  обе  стороны  лестницы,  ожидая  князя
Мстислава Романовича. Он вышел медленно, опираясь на посох  с  золоченым
орлом. Строгие глаза с прямыми  бровями  глядели  устало  и  нерадостно.
Слегка раздвоенная борода с проседью, крест и золотая иконка  на  груди,
парчовый кафтан, весь иконописный облик князя говорили больше о его цер-
ковных бдениях и ночных молитвах, чем о воинских заботах. Князь,  слегка
прихрамывая, спустился по лестнице и остановился на последней ступеньке.
   - Просим милости, гости дорогие! - сказал он грустным, точно удручен-
ным заботой голосом.
   Все князья во дворе стали кричать разом, перебивая друг друга:
   - Зачем нас вызвал? Спасать диких половцев? Удавил бы их  кто-нибудь!
Вез них станет легче! Пускай сами себя спасают, а мы посмотрим!
   Грузный хан Котян выделился из толпы и, переваливаясь на  кривых  но-
гах, поспешил к крыльцу. Коснулся рукой земли, тронул шитое золотом оде-
яние княжеское и захлебываясь сказал:
   - Княже пресветлый! Ты прежде был ласков ко мне, как и я к тебе! Будь
нам вместо отца! Помоги прогнать злобный народ хана Чагониза! Как волки,
рыщут по нашей земле эти злодеи, называемые татары. Всю нашу  землю  се-
годня у нас отняли, а завтра придут к вам и вашу русскую землю  возьмут.
Обороните нас! Если не поможете нам, все мы ныне иссечены будем,  а  вы,
русские, завтра будете иссечены! Надо нам всем соединиться я обороняться
одной ратью.
   - Не каркай! Чего наплел!- слышались недовольные годоса.- Тише, дайте
говорить! Чего без пути лаять? Другие возражали:
   - Половцы - враги наши! Они сейчас в нашей земле без мощи и силы. Пе-
ребить всех и богатства их забрать!
   Новые голоса, перебивая друг друга, смешались в дикий шум. Князь  ки-
евский беспомощно озирался, подымал руки. Крики усиливались.
   Князь Мстислав Удатный, решительный и быстрый,  взошел  на  ступеньки
крыльца.
   - Князья преславные, и воеводы честные, и все удальцы русские! -  го-
ворил Мстислав.- Не все ли мы сыны  одной  земли  святорусской?  Забудем
старые споры, и распри, и войны с половцами! И мы их били и полонили,  и
они нас жгли и громили... Сейчас тяжелые дни пришли и для половцев и для
нас. Когда наступает новый неведомый враг, лучше дружба, чем война с по-
ловцами. Если мы сейчас им не поможем против безбожных татар хана  Чаго-
низа, то половцы могут им передаться, и силы вражьи станут еще больше.
   - А что за люди татары? Может, вои  простые,  попроще,  чем  половцы.
Сколько их?
   - Хан Котян вместе с аланами дрался против татар  Чагониза.  Говорит,
что нападают они дружно, рубятся лихо. Пришли они издалека, пройдя стра-
ну Обезов и Железные Ворота. Половцам одним было не под силу  остановить
татар. Разграбили татары вежи половецкие, заполонили и жен, и  коней,  и
скот, и все богатства Котяна и других половецких воевод... Теперь татары
так ополонились, что не знают, куда девать свой полон,  обожрались,  как
пес на дохлятине, и поставили свои богатые товарища у Лукоморья, на  бе-
регах Хазарского моря... А сами татары  налегке,  изъездом,  без  возов,
двинулись на русскую землю. А если кто говорит, что я не для ради  земли
святорусской стараюсь, а для ради моего тестя, теперь нищего хана  Котя-
на, то все это лжа!..
   Толпа слушала прославленного князя Мстислава, затаив дыхание.  Разда-
лись отдельные возгласы:
   - До берега Хазарского моря далеко, дней двадцать ходу.
   - Не впервой нам встречать незваных гостей! Князю киевскому  придется
встречать их, пусть он и печалится об этом.
   Толпа гудела, знала она, что нет у князей одной братской  любви,  нет
одной воли и говорит в них давнишняя злоба, и жгут их старые счеты.
   Послышалось пение. Церковная процессия в  парчовых  ризах  явилась  в
нужное время, чтобы утихомирить разгоревшиеся страсти  и  споры  князей.
Четыре широкогрудых дьякона, размахивая кадилами, мальчики с  зажженными
толстыми в руку восковыми свечами,  старые  протопопы  с  металлическими
крестами в руках, наконец, митрополит в большой золотой  митре,  смуглый
чернобородый грек, поддерживаемый под руки двумя мальчиками,- все  приб-
лизились к крыльцу с протяжным пением и остановились, сразу внеся  тиши-
ну.
   Князь киевский подошел к митрополиту, склонился, сложив ладони, поце-
ловал благословлявшую старческую руку и тихо шепнул:
   - Скажи поучение, святой отец! Уговори князей стоять дружно, любовно,
забыв старые обиды!
   Митрополит поднялся на крыльцо, благословляя всех на три  стороны,  и
начал говорит заученную речь, плохо выговаривая русские слова.