Утром шестого дня осады отворились главные "Ворота намаза" и  монголы
ворвались в столицу Хорезм-шаха. Они пригнали  пленных  и  приказали  им
разрушить стены.
   Однако, вопреки обещаниям Чингиз-хана не делать зла городу, все  муж-
чины и женщины Самарканда, разделенные по сотням, были выгнаны в поле, и
там монголы их начисто ограбили и подвергли  насилиям.  Исключение  было
сделано только для очень немногих лиц, на которых  указали  предатели  -
шейх-уль-ислам и кади. Их монголы не тронули.
   Населению было объявлено, что монголам разрешено  проливать  безнака-
занно кровь всякого, кто вздумает скрываться в домах, когда  все  жители
выведены в поле. Пользуясь этим  приказом,  монголы  зарезали  множество
мирных жителей.
   Кипчакское войско в тридцать тысяч воинов, вместе с женами и  детьми,
имея во главе дядю Хорезм-шаха Тугай-хана, вышло из города,  чтобы  слу-
жить врагам. Монголы приказали им сложить оружие, обещав  взамен  выдать
монгольское. Они объявили, что кипчаки, поступив на службу к  Чингиз-ха-
ну, должны иметь также и облик монгольский. Поэтому им выбрили полумеся-
цем волосы на голове. Для лагеря монголы указали им особую  долину.  Там
кипчаки поставили свои шатры и расположились вместе с семьями. А на дру-
гой день внезапно монголы на них напали и всех перебили, забрав имущест-
во. Оставшиеся в живых сказали про погибших кипчаков: "У них  не  оказа-
лось мужества ни для боя, ни даже для бегства".
   А в эту ночь из гарнизона, укрывшегося в цитадели, выехала тысяча от-
чаянных джигитов во главе с Алп-Эр-ханом. Они смело пробились сквозь ря-
ды монголов и, пользуясь темнотой, скрылись. Впоследствии  они  соедини-
лись с войском Джелаль эд-Дина.
   Оставшиеся защитники крепости продолжали биться. Тогда монголы разру-
шили плотины канала Джакердиза, имевшего  искусно  сделанное  из  свинца
русло. Вода затопила окрестности  цитадели  и  подмыла  стены,  так  что
сквозь обвалы монголы проникли в цитадель и перебили всех, кого нашли.
   Из выведенных в поле жителей монголы отделили искусных ремесленников,
чтобы их отправить к себе в далекую Монголию. А ремесленники были знаме-
ниты выделкой белой тряпичной бумаги, парчи, шелковых, серебристых  тка-
ней, платков, дубленых кож, конской сбруи, больших медных котлов, сереб-
ряных и металлических кубков, ножниц, иголок, оружия, луков, колчанов  и
множества других ценных предметов. Все  лучшие  мастера  были  отданы  в
рабство сыновьям и родичам Чингиз-хана и отправлены в Монголию, где  они
потом образовали особые ремесленные поселки. Монголы и потом не раз уво-
дили из Самарканда различных ремесленников и молодых,  сильных  рабочих,
так что надолго Самарканд и его область обезлюдели.
   После взятия самаркандской цитадели Чингиз-хан проехал  через  город,
где повсюду грудами лежали трупы, и вернулся в  загородный  дворец.  Его
тенистые сады умеряли начавшуюся жару, которой  не  выносил  монгольский
владыка. Страшный смрад от разлагавшихся трупов не позволял оставаться в
городе, откуда бежали жители.

   Глава третья. Хорезм-шах НИГДЕ НЕ НАХОДИТ СПОКОЙСТВИЯ

   Когда человек падает духом, то его конь не
   может скакать.
   (Восточная пословица)

   В то время как монголы грабили земли Хорезма, шах Мухаммед  находился
далеко от них. Он выжидал дальнейшего хода событий, занимая с  небольшим
отрядом город Келиф на реке Джейхуне.
   - Моя цель,- говорил он,- не позволить монголам  переправиться  через
реку Джейхун. Скоро в Иране я соберу огромное новое войско и тогда  про-
гоню этих ужасных язычников.
   На вершине скалы, выдвинувшейся углом в реку, подымалась узкая башня,
и к ней прилепились небольшие плоские хижины. Старинная  каменная  стена
окружила их неровным кольцом.
   Здесь в тоске и размышлениях  пребывал  Хорезм-шах.  На  крыше  башни
всегда дежурил дозорный, посматривая на север. Вдали на холмах ночью за-
горались огни, а днем столбы дыма подавали сигналы о передвижениях  неп-
риятельских войск.
   Иногда Мухаммед спускался к реке, где толпились неуклюжие лодки с вы-
соко поднятыми носами. Шах смотрел на мутную, стремительно проносившуюся
воду, стесненную скалистыми берегами. Большая часть его войска постепен-
но переправилась на другую сторону Джейхуна,  где  на  холмах  виднелись
постройки древнего города Келифа. Когда-то непобедимый Искендер Двурогий
и его воины, привязав к груди надутые воздухом козьи  шкуры,  переправи-
лись здесь вплавь через узкую стремительную реку.
   Когда началась осада Самарканда,  Хорезм-шах  дважды  посылал  помощь
осажденным: один раз десять, другой раз двадцать тысяч всадников, но оба
отряда не решились дойти до столицы и снова вернулись в Келиф,  объявив,
что падения Самарканда нужно ждать каждый день и их помощь будто бы делу
не поможет. В Келиф прискакал Инаньч-хан с двумя  сотнями  измученных  и
израненных всадников из отряда, ушедшего ночью из Бухары. Татары нагнали
этот отряд на берегу Джейхуна, почти всех перебили,  и  только  немногим
удалось спастись. Среди уцелевших был Курбан-Кызык.
   Хорезм-шах был крайне потрясен, узнав, что такой большой  отряд,  ос-
тавленный для защиты Бухары, погиб без пользы и без славы. Шах долго  не
мог ни думать, ни распоряжаться. Он заметил также,  что  ханы  ближайших
округов стали уклоняться от выполнения его приказаний и не  являлись  на
его вызовы. Отовсюду сообщали о случаях измены  и  перехода  на  сторону
Чингиз-хана. Хорезм-шах видел, что порядок, им установленный,  распадал-
ся, что основы его власти разваливались, а проявления преданности и  по-
корности разлетались, как пыль.
   Хорезм-шах Мухаммед сел в большую лодку. Джигиты погрузили в нее  уз-
кие кожаные ящики с его золотом и драгоценностями и ввели любимого  гне-
дого коня. Лодка отчалила от родного берега. Вода  стремительно  понесла
ее вниз по течению, но гребцы упорно работали веслами и шестами, направ-
ляя лодку на другую сторону.
   Тяжелая лодка нс могла пристать к иранскому  берегу  из-за  подводных
камней. Тогда векиль приказал  высокому  сухопарому  воину,  работавшему
гребцом, перенести шаха из лодки на берег. Кряхтя, он подхватил себе  на
спину дородного Мухаммеда и, шагая по воде, дошел до  берега.  Сойдя  на
камни, шах спросил:
   - Как звать тебя и откуда ты?
   - Я пахарь, батрак Курбан-Кызык. Я оставил семью на клочке земли, ко-
торую мне дает в аренду Инаньч-хан. С ним же я спасся после  бегства  из
Бухары. Тогда ночью, во время вылазки, я был перед желтым шатром татарс-
кого хана и думал его зарубить, но наши джигиты  почему-то  струхнули  и
повернули в сторону Джейхуна. За ними помчался, как взбесившийся, и  мой
сивый жеребец. А потом уже мы едва унесли ноги.
   - Почему тебя зовут Курбан-шутник? тах.- Вид у тебя совсем  не  весе-
лый.
   - Зовут меня Курбан-шутник потому, что я, к моему горю, говорю только
правду, но всегда невпопад. Никогда я не знаю, что следует,  а  чего  не
следует говорить. За это меня прозвали "шутник" и часто бьют за  правду,
ну, и я тоже даю сдачи.
   - А ты меня раньше когда-либо видел?
   - Нет, видеть не видел, но вспоминал часто,- ведь когда с нас выкола-
чивали подати, то хаким всегда говорил, что "это для шаха". Тут мы  тебя
и вспоминали...
   Хорезм-шах усмехнулся. Он спросил у своего векиля золотой динар и пе-
редал Курбану.
   - Пусть этот воин Курбан поедет со мной дальше. Оп умело перетаскива-
ет через канавы, и он будет мне говорить правду.
   - Я повинуюсь, великий падишах,- сказал Курбан.- Тебя  нести  -  дело
нетрудное, все одно что тащить большой куль с зерном. Но только  разреши
мне еще раз переправиться на ту сторону, чтобы взять мои сапоги.
   - Разрешаю.
   Падишах сел на коня и следил, как высокий, сутулый, с  длинной  худой
шеей Курбан в мокрых шароварах, засученных выше колен,  помогал  перено-
сить на берег драгоценный кожаные ящики.
   Затем лодка уплыла на другую сторону реки, забрав Кур-Оана.
   Когда Хорезм-шах на гнедом коне взбирался по крутой дороге, на берегу
поднялась тревога. Все указывали вдаль, на север, где на  холмах  клуби-
лись рядом пять густых столбов дыма. Это был страшный знак: враг прибли-
жался большими отрядами.
   - Все лодки сейчас же спустить  вниз  по  течению!-  приказал  Мухам-
мед.Нельзя позволить татарам переправиться на эту сторону! - и шах  пог-
нал гнедого коня.
   Отыскивая следы Хорезм-шаха, двадцать  тысяч  татар  под  начальством
Джебэ-нойона и Субудай-багатура прибыли к берегу Джейхуна.
   Никто не помешал их переправе. Берег был пуст, все  население  Келифа
бежало. Хотя никаких лодок не было, но, выполняя  приказ  Чингцз-хана  -
"мчаться и не останавливаться",- татары изготовили из дерева нечто вроде
больших водопойных корыт, обтянули их бычьими  шкурами  и  сложили  туда
свое оружие и одежду.
   Спустив лошадей в воду, татары уцепились руками за их хвосты, прикре-
пив к себе эти деревянные корыта так, что лошадь тащила человека, а  че-
ловек тащил корыто.
   Этим способом все татары в  один  день  переправились  через  стреми-
тельный Джейхун.
   Но Хорезм-шах был уже далеко, он быстро уходил на запад.
   Большая часть войска, следовавшего за Мухаммедом, состояла из  кипча-
ков. Они устроили заговор. Все же кто-то посоветовал шаху быть  насторо-
же. Мухаммед каждый вечер незаметно покидал шатер, в котором должен  был
ночевать. Однажды утром войлок шатра оказался, как сито, насквозь пробит
кипчакскими стрелами.
   Опасения Хорезм-шаха увеличились. Он спешил, меняя в  пути  направле-
ние, не зная, где спастись. Всюду он убеждал жителей  укреплять  города,
полагаться на стены и избегать боя. От этого страх в  населении  возрас-
тал, и многие бежали в горы.
   Только прибыв в укрытый горами город Нишапур, Мухаммед,  чтобы  прог-
нать свою печаль, занялся там пирами и весельем.
   Татары неотступно мчались по следам Мухаммеда и расспрашивали о  пути
его следования. Когда и в Нишапур пришло известие, что  монголы  близко,
шах объявил, что отправляется на охоту, и ускакал  с  небольшим  отрядом
всадников, заметая за собой следы.
   Татары примчались в Нишапур, по пути разграбив Туе, Заву, Рей и  нес-
колько других городов. Из Нишапура они отправили мелкие отряды в  разные
стороны, чтобы выяснить, куда бежал Хорезм-шах. Они грабили каждый город
и каждую деревню, жгли, опустошали и не щадили никого -  ни  женщин,  ни
стариков, ни детей.
   Мухаммед снова собрал значительные отряды. В  равнине  Даулетабад,  в
окрестностях Хамадана, уже имея  двадцать  тысяч  всадников,  Хорезм-шах
внезапно был окружен татарами. Они перебили большую  часть  его  войска.
Мухаммед, одетый в крестьянскую одежду, участвовал в бою на простой,  но
крепкой лошади. Это была последняя встреча хорезмшаха с  татарами.  Хотя
силы монголов не превосходили мусульманских, но шах  не  сумел  добиться
победы, думая только о своем спасении.
   Некоторые татары, не узнав шаха, пустили в него стрелы,  изранив  его
лошадь, но Мухаммед ускакал и скрылся в горах. Здесь татары окончательно
потеряли следы хорезмшаха.
   Отсюда татары пошли дальше на запад, к Зенджану  и  Казвину,  разбили
хорезмийское войско под начальством Бек-Тегина и Кюч-Бука-хана и  двину-
лись через Азербайджан к Муганской степи, где имели столкновение с  гру-
зинами.
   Всюду, куда татары ни приходили, они не останавливались, брали только
самое нужное им количество пищи и одежды, захватывали  только  золото  и
серебро и отправлялись дальше. Помня важность порученного им  Чингиз-ха-
ном дела, они делали переходы и ночью и днем с самыми короткими останов-
ками и шли по следам Хорезм-шаха Мухаммеда.
   В населенных местах татары отбирали лучших лошадей и на них устремля-
лись дальше. Каждый всадник ехал о-двуконь, а некоторые имели  несколько
лошадей. В пути, во время скачки, татары пересаживались с одного коня на
другого и поэтому могли в сутки пробегать огромные расстояния, появляясь
внезапно там, где их не ждали.

   Глава четвертая. НА ОСТРОВЕ АБЕСКУНСКОГО (Каспийское) МОРЯ

   Кто мне отдаст мои войска
   И отомстит за пораженье?
   Кто возвратит мои владенья,
   Кто их отнимет у врага?
   (Из турецкой легенды)

   Шах Мухаммед прибыл в округ Диануй и скрытно остановился около города
Амоля. Местные эмиры явились к нему с выражением почета и заявили о сво-
ей готовности ему служить. Из прежней большой свиты у шаха почти  никого
не осталось. В крайнем изнеможении, совсем больной, совещался он со ста-
рейшими эмирами, которые пользовались его доверием, и, полный  отчаяния,
все твердил:
   - Найдется ли на земле спокойное место, где бы я мог  передохнуть  от
татарских молний?
   Тогда все признали, что будет наилучшим, если шах  сядет  в  лодку  и
найдет себе убежище на одном из островов Абескунского  моря.  Последовав
этому совету, Хорезм-шах переехал на небольшой одинокий остров  в  море,
совершенно пустынный, без признаков жилья.
   На этот остров вскоре прибыли сыновья Мухаммеда: Озлаг-шах, Ак-шах  и
Джелаль эд-Дин. Здесь Хорезм-шах написал указ, в котором вместо малолет-
него Озлаг-шаха он назначил наследником престола снова Джелаль  эд-Дина,
которого раньше преследовал и унижал.
   - Сейчас только один Джелаль эд-Дин способен спасти государство,приз-
нался Мухаммед.- Он не боится врагов, а, наоборот, сам ищет битвы с  ни-
ми. Клянусь, что если после побед Джелаль эд-Дина аллах вернет снова мо-
гущество мне, то тогда милосердие и правда одни только  будут  царить  в
моих владениях.
   Затем Хорезм-шах опоясал Джелаль эд-Дина своим мечом с алмазной руко-
ятью и дал ему звание "султана". Младшим его братьям  он  приказал  пок-
лясться в верности ему и послушании.
   Получив меч Хорезм-шаха, султан Джелаль эд-Дин сказал:
   - Я получаю в управление царство Хорезма, когда его захватили татары.
Я вступаю в начальствование над войсками,  от  которых  осталось  только
имя,они рассеяны, как листья после бури. Но в эту темную ночь,  опустив-
шуюся над мусульманскими странами, я зажгу в горах боевые призывные огни
и стану собирать смелых.
   Джелаль эд-Дин простился с отцом и устремился обратно для новых битв.
Уехали и все остальные, а Мухаммед остался  один  на  песчаном  островке
Абескунского моря.
   Когда от берега отъезжала неуклюжая осмоленная лодка, Хорезм-шах  Му-
хаммед стоял на песчаной косе и смотрел, потемневший и задумчивый. Греб-
цы-туркмены поднимали большой серый парус, а сыновья шаха и астрабадский
эмир стояли в лодке, сложив руки на животе, не смея повернуться, пока на
них был устремлен взгляд падишаха.
   Парус наполнился ветром, лодку качнуло, и, ныряя в волнах, она  стала
быстро удаляться в сторону туманных голубых гор.
   Теперь у Хорезм-шаха были порваны последние связи с его родиной  и  с
вечно недовольными бунтующими подданными. Ему больше не угрожали ни  та-
тарские набеги, ня мрачная тень рыжего Чингиз-хана. Сюда уже не доберут-
ся мчавшиеся по пятам Мухаммеда неутомимые Джебэ и Субудай.
   Здесь, среди беспредельной морской равнины,  можно  будет  с  горечью
вспомнить прошлое, спокойно оценить настоящее и не торопясь обдумать бу-
дущее. На целый месяц Хорезм-шах обеспечен едой: астрабадский  правитель
поставил в лощине между песчаными холмами войлочную юрту, прислал котел,
мешок риса, бараньего сала, кожаное ведро, топор  и  другие  необходимые
вещи. Теперь шах станет дервишем; он сам будет  варить  себе  ежедневную
пищу.
   Лодка была уже совсем далеко, а Мухаммед все еще стоял, погруженный в
думы. Потом лег па сухой горячий песок и задремал, пригретый  солнцем  и
обвеваемый легким морским ветром.
   Шорох и шепот заставили шаха очнуться.  Ему  послышались  слова:  "Он
большой, он сильный..."
   Чьи голоса могли прозвучать на этом пустынном острове?  Опять  враги?
Шах очнулся. На бугре, среди кустов седой травы, мелькнула и  сейчас  же
скрылась голова в черной овчинной шапке. У Мухаммеда  с  собой  не  было
оружия,- лук, стрелы и топор находились в юрте. Шах быстро  поднялся  на
бугор. Несколько человек в отрепьях, босоногие, бежали  через  глинистую
площадку, и среди них неуклюже ковыляло  на  четырех  обрубках  какое-то
страшное существо.
   "Я приказал астрабадскому правителю доставить меня на совершенно пус-
тынный остров! Откуда эти люди?"
   С тревогой Мухаммед направился к своей юрте. Над нею вился дымок.  На
площадке перед юртой полукругом сидело около десяти чудовищ. Что это бы-
ли за лица, почти потерявшие подобие человека? Распухшие, красные  льви-
ные морды, с огромными нарывами и язвами.
   - Кто ты? - закричал один из сидевших.- Зачем  ты  прибыл  сюда?  Нас
отовсюду изгоняют, и мы заняли этот остров.
   - А кто вы?
   - Мы - проклятые аллахом. Сегодня мы приехали на зтот остров и  здесь
будем рыбачить.
   - Разве ты не видишь? Мы все прокаженные; еще живые, мы  разваливаем-
ся, как мертвецы. Смотри, вот у этого отвалились все пальцы. У этого от-
пали ступни ног и руки до локтей, и он ходит на четвереньках,  как  мед-
ведь. У этого вытек глаз, а у этого распался язык, и он стал немым...
   Мухаммед молчал и думал с тоской о лодке, которая черной точкой  уда-
лялась к далекому берегу.
   - Мы все молились, чтобы аллах помог нам. Он пожалел  нас  и  прислал
тебя.
   - Чем же я могу помочь вам?
   Один из сидевших встал. Он казался сильнее и выше  других  и  в  руке
держал топор.
   - Я шейх нашего братства, и здесь, в царстве  проклятых,  все  должны
мне повиноваться. Кто не выполнит моего приказа, будет убит. Ты здоров и
крепок. Мы тебя принимаем в нашу общину, и ты будешь таскать  сети,  но-
сить воду и дрова. Не все из нас могут делать это. В этой юрте,  послан-
ной нам аллахом, мы нашли котел, рис, муку, кувшин с  маслом  и  баранье
сало. Теперь ты будешь жить с нами и снимешь свою одежду;  ее  мы  будем
носить все по очереди, а тебе одежда не нужна.
   Мухаммед повернулся и, задыхаясь, побежал к берегу. Прокаженные пошли
за ним и, собравшись на вершине бугра, наблюдали. Хорезм-шах  прошел  на
песчаную косу, собрал там сухие ветки, выброшенные морем, сложил  костер
и разжег огонь. Столб густого дыма, клубясь, потянулся к небу.
   "Этот дым увидят с берега, сюда приплывет лодка и увезет меня обратно
на землю,- бормотал Мухаммед и думал только о лодке, которая  затерялась
в туманной дали.- Пусть там война, пусть там рыщут  татарские  всадники,
но там живые, здоровые люди. Они враждуют, страдают, плачут, смеются,  и
жить среди них будет радостью после этого острова живых мертвецов".
   Через пятнадцать дней, согласно обещанию, к острову приплыла лодка. В
ней прибыл с несколькими джигитами полководец  Хорезм-шаха  Тимур-Мелик.
Не сразу удалось найти Хорезм-шаха. Он лежал на берегу, совершенно обна-
женный. На голове у него сидела ворона и клевала глаза.
   Тимур-Мелик обошел остров и нашел спрятавшихся  в  кустах  испуганных
прокаженных. Он спросил их, что случилось на острове. Они рассказали:
   - Мы видели, что все приехавшие в лодке кланялись до земли этому  че-
ловеку, оставшемуся на нашем острове, и называли его падишахом. А мы хо-
рошо знаем от стариков, что если прокаженный наденет платье,  в  котором
ходил шах или султан, то больной станет здоровым и раны  его  залечатся.
Только поэтому мы сняли платье с этого человека. Мы звали его обедать  с
нами, приносили ему еду, но он отказывался есть, все время жег костер  и
лежал вот так молча, как сейчас. Все его одежды целы. Мы убедились,  что
этот человек не был султаном, потому что никто из нас не выздоровел.
   - Позволь, мы перебьем их! - воскликнул один джигит.
   - Только не нашими саблями, чтобы не запачкать светлые клинки их  от-
равленной кровью,- ответил другой воин и  пронзил  стрелой  живот  шейха
прокаженных. Тот с отчаянным криком бросился бежать, а за ним побежали и
все остальные прокаженные.
   - Оставьте их! - крикнул Тимур-Мелик.- Они уже  наказаны  аллахом.  Я
гораздо несчастнее их! Всю жизнь я дрался за величие  шахов  Хорезма.  Я
проливал свою кровь, веря, что Хорезм-шах Мухаммед -  новый  непобедимый
Искендер и что в день народного горя он поведет бесстрашные  мусульманс-
кие войска к славным победам. Теперь мне стыдно моих ран, мне жаль  юных
лет, бесполезно потраченных на защиту лживого миража пустыни. Вот  лежит
тот, кто имел огромное войско и мог покорить вселенную, а теперь он не в
силах пошевельнуть рукой, чтобы отогнать ворону. Он лежит,  всеми  забы-
тый, не имея шаровар, чтобы прикрыть наготу, и горсти родной  земли  для
своей могилы. Довольно мне быть воином! У меня  не  хватит  слез,  чтобы
смыть горькие ошибки, которые жгут меня...
   Тимур-Мелик выхватил свою кривую саблю, наступил на нее ногой и пере-
ломил. Он сам обернул тело Хорезм-шаха тканью своего  тюрбана  и  прочел
над ним единственную короткую молитву, которую знал. Джигиты вырыли  но-
жами в песке яму и похоронили в ней труп Хорезм-шаха Мухаммеда,  бывшего
самым могущественным нз мусульманских владык и  окончившего  свою  жизнь
баеславно, как дрожащий под ножом мясника козленок.
   Тимур-Мелик покинул остров и отправился со своими джигитами на поиски
султана Джелаль эд-Дина, чтобы рассказать ему о смерти его  отца.  Гово-
рят, что потом много лет он скитался простым дервишем, бродя по  Аравии,
Ирану и Индии.

   Глава пятая. КУРБАН-КЫЗЫК ОТПРАВИЛСЯ ДОМОЙ

   - Гребите сильнее! Ну-ка еще!

   Поставленная носом против течения лодка  боролась  со  стремительными
потоками Джейхуна и медленно приближалась к берегу,
   "Смотреть за шахским конем на чужбине,- подумаешь! Лучше голодать  на
родине! - размышлял Курбан.- Такая же радость, как у перепелки сидеть  в
шелковой клетке над дверью ашханы. Падишах мне  подарил  золотой  динар.
Такой день бывает раз в жизни. Но как донести этот динар до дому? Только
держа его во рту за щекой. Он же приказал отправить лодки вниз  по  реке
до Хорезма... Нет! Туда я не поплыву. Нет, Курбан не хочет больше ни во-
евать за шаха, ни убегать. Так можно добежать и до  великого  Последнего
моря, а затем куда? Курбан хочет вернуться на свою пашню и увидеть своих
детей..."
   И Курбан посматривал на оставленный им скалистый берег, где еще  вид-
нелся на вершине бугра Мухаммед на гнедом коне. Курбан соскочил в воду и
выбрался на берег. Из крепости вниз по холму бежали обезумевшие  люди  с
узлами на плечах; отталкивая друг друга, они прыгали в лодки и  повторя-
ли:
   - Татары близко! Скорее спасайтесь!
   Никому не было дела до Курбана. Курбан побежал вдоль берега, добрался
до шалаша, где жил с другими перевозчиками, нашел в соломе свой мешок  с
сапогами, оглянулся еще раз на реку и увидел, что лодки одна  за  другой
отталкиваются от берега. Тут же он, не колеблясь, вступил на тропу новых
испытаний.
   Он поднялся на холм к стенам крепости. Оттуда он увидал, как по  жел-
той каменистой равнине убегали красные и полосатые  халаты,  спасавшиеся
врассыпную, а еще дальше приближалось облако пыли.
   "Это татары",- понял Курбан и бросился вперед по сухой степи, не  за-
мечая, что камни и колючки ранят его босые ноги.
   "Там впереди холм, за ним должны быть овраги.  Татары  займутся  кре-
постью и переправой. На что им Курбан?"
   Он добежал до одинокой могилы с высоким шестом, притаился за ней, от-
дышался и стал высматривать.
   В пыли он уже различал всадников в рыжих тулупах, пригнувшихся к шеям
мчавшихся коней. На некоторых блестели железные пластинки панцырей.  Уже
доносился рев татар, дикие выкрики "кху-кху-кху!" и топот ног тысяч низ-
корослых запыленных коней.
   Некоторые всадники отделились от толпы, скакали прямо по равнине, пе-
ресекая путь убегавшим. Взлетали блестящие мечи, люди падали, татары де-
лали круг, останавливались и, не слезая, нагибались,  подхватывали  бро-
шенные узлы и снова уносились, присоединяясь к войску.
   Курбан ползком добрался до сухого оврага, скатился вниз и снова побе-
жал.
   Целый день тянулась пустынная равнина, иногда попадались  заброшенные
пашни. По дорогам встречались люди, то одинокие, то скитавшиеся  группа-
ми. Узнав, что Курбан оттуда, из "долины скорби и слез", все  останавли-
вались и расспрашивали про судьбу Бухары, про бегство Хорезм-шаха, приг-
лашали к костру, делились лепешками, испеченными в золе, и жадно  слуша-
ли.
   Курбан рассказывал, как он дрался один с несколькими татарами, как он
перебил всех и как под ним убили коня. Теперь он плетется домой, не  же-
лая ничего, только увидеть старый тополь в том месте, где арык поворачи-
вает на его пашню, только бы снова приласкать своих детей...
   Он, наконец, сам стал верить в свои рассказы, но умалчивал о том, как
он переносил падишаха из лодки на берег, потому что все  проклинали  Му-
хаммеда, в день горя покинувшего родную землю.  Отдав  народ  во  власть
монголов и татар, он побоялся умереть, как джахнд (мученик) на поле бит-
вы.
   В одном месте Курбан увидел много людей в овраге, подошел  к  ним,  и
они посторонились, дав ему место у огня. Все говорили о татарах и встре-
чах с ними.
   - Мы из одной деревни. У нас случилось такое дело.  Собрались  мы  на
улице человек с десяток потолковать. Тут въехал в  деревню  татарин.  Он
поскакал прямо на нас и давай рубить людей одного за другим. Ни один че-
ловек не осмелился поднять руку на одинокого всадника. А кто успел пере-
лезть через забор, как мы, тот спасся.
   - А вот что я слышал. Настиг татарин одного человека,  работавшего  в
поле, и не было у татарина никакого оружия, чтобы прикончить его. Страш-
ным голосом он закричал: "Положи голову на землю и не шевелись!"  И  что
же! Человек лег на землю, а татарин поскакал к другой, заводной  лошади,
навьюченной награбленным добром, отыскал меч и, вернувшись, убил челове-
ка.
   Так они сидели у костра и горевали о том, как страдает родной  народ,
и уделили Курбану кусочки лепешек и чашку горячей мучной болтушки.
   Вдруг страшный, хриплый голос прокричал сверху над ними:
   - Эй вы! Скрутите-ка друг другу руки за спиной!
   Наверху, на краю оврага, на рыжем коне показался татарский всадник.
   - Беда! Пришел день нашей погибели! - забормотали  люди  и  принялись
снимать пояса и покорно вязать подставленные руки.
   - Стойте! - сказал Курбан.- Ведь он один. Неужели мы не убьем  его  и
не убежим?
   - Мы боимся!
   - Когда мы сами перевяжем себе руки,  он  убьет  нас.  Давайте  лучше
убьем его! Может быть, нам удастся спастись.
   - Нет, нет! Кто осмелится сделать это!
   И все, дрожа, продолжали вязать себе руки. Курбан, склонившись и про-
тягивая перед собой узелок, точно хотел поднести дар, вскарабкался вверх
по склону и подошел к татарину.
   Всаднику уже было много лет. Седые редкие волосы свисали с  подбород-
ка. Лицо, обожженное ветром, избороздили морщины времени. Суженные глаза
высматривали колючими осколками.
   - Что это? - спросил всадник, наклоняясь к подаваемому узлу.
   Курбан схватил его за голову и руку. Лошадь испугалась и бросилась  в
сторону. Курбан не отпускал татарина и волочился по земле, пока  всадник
не свалился. Тогда Курбан зарезал его ножом, как привык резать баранов.
   Курбан встал и оглянулся. Из бывших у костра людей один со  всех  ног
бежал прочь, другие, притаившись, высматривали из оврага. Потом  подошли
двое.
   - Он уже не дышит,- сказал один, склонившись к татарину.
   - Теперь надо честно разделить все, что на нем,- сказал другой н стал
сдирать с убитого овчинную шубу, надетую без рубашки  на  голое  смуглое
тело.
   Все направились к коню и помогли Курбану поймать его. Тут Курбан ска-
зал:
   - Вы берите все, что хотите, а рыжий конь будет мой.  Вы  же  видите,
что это не монгольский, а наш, крестьянский, уворованный конь. На нем  я
буду пахать землю.
   - Бросим лучше жребий,- сказал один, наматывая на руку повод коня.
   - Смотри, татарин жив, он встает! - крикнул Курбан, и человек,  испу-
гавшись, бросил повод и побежал.
   Курбан отвязал и скинул на землю все мешки и сумки, бывшие  на  коне,
кроме одной, самой тяжелой. Вскочив на седло, он крикнул:
   - Какие вы джигиты! Вы - испуганные жуки, убегающие от поднятой  пал-
ки. Если бы у вас были львиные сердца, то мы бы вместе не только выгнали
всех татар и монголов, но и всех Хорезм-шахов, султанов, беков и  ханов,
захвативших наши земли. А вы - тараканы, прячетесь в щели и боитесь каж-
дого шороха! Конечно, самый последний татарин вас раздавит.  Прощайте  и
вспоминайте Курбан-Кызыка, богатыря вселенной! -  Махнув  рукой,  Курбан
поскакал через поле.

   Глава шестая. КУРБАН ИЩЕТ СВОЮ СЕМЬЮ

   Чем ближе Курбан подъезжал к Бухаре, тем больше встречалось разрушен-
ных селений и обглоданных трупов. Разжиревшие собаки с отвисшими живота-
ми медленно отходили прочь от трупов, волоча хвосты, и ложились без лая.
   В пустынном месте Курбан развязал оставшийся на седле  кожаный  мешок
татарина, надеясь, что в нем он хранил награбленное золото.  Там  оказа-
лись три обыкновенных кузнечных молотка разной величины, напильник, кле-
щи, узелок с пшеном, кусок вареного мяса и десяток лепешек. Где же золо-
то? В свернутой тряпке Курбан нашел кожаный кошелек. В нем были деньги -
не золото, а горсть серебряных и медных монет. Все-таки  и  эти  дирхемы
пригодятся в хозяйстве, да еще сохранился за  щекой  золотой  динар  Хо-
резм-шаха.
   Возле некоторых селений на пашнях уже работали поселяне. Они  жалова-
лись Курбану, что теперь в арыках вода поступает  неправильно  и  редко,
некоторые поля засохли, на других разлившаяся вода размыла вспаханную  и
засеянную землю. Повсюду образовались новые овраги.
   Уже недалеко от родного дома в одном безлюдном селении Курбан  встре-
тил знакомого крестьянина Кувонча. Тот указал на груду закоптелых камней
и золы.
   - Вот все, что осталось от моего дома - говорил Кувонч, грустно кивая
головой.- Я хожу кругом и зову моих детей, а  они  не  приходят.  В  тот
день, когда прискакали монголы, я был в поле. Я видел  дым,  обезумевших
соседей и побежал за ними, думая, что и моя  семья  убежала  с  другими.
Когда я вернулся ночью, отыскивая свой дом,- ничего не  осталось,  кроме
этих камней и горячего пепла. Я не знаю, увезли монголы моих детей,  или
все они погибли в пламени... Но, может быть, они еще вернутся?..
   Полный тревоги, Курбан поехал дальше и уже в темноте  оказался  около
старого тополя, где отводная канавка поворачивала к его пашне.
   В арыке текла вода. В безмолвной ночи при бледном  сиянии  месяца  он
приблизился к дому. Ворота во двор были раскрыты настежь. Он соскочил  с
коня, поставил его под навесом и пошел к двери дома. Она была забита по-
перечной доской. Ни шороха, ни вздоха за дверью... Даже собака не встре-
тила его...
   Курбан насобирал охапку соломы и бросил коню. Затем по знакомым  выс-
тупам стены взобрался на крышу. Там прилег на груде старых стеблей  джу-
гары. Засыпая, он слышал слова, сказанные Кувончем:  "Они,  может  быть,
еще вернутся?"
   Рано утром, когда прохваченный холодным ветром  Курбан  ворочался  на
крыше хижины, до него донесся странный звук, похожий на отдаленный стон.
Курбан прислушался. Стон повторился. Он доносился снизу. Кто стонет? Из-
раненный татарами? Или, может быть, умирающий татарин?
   Курбан спустился с крыши и бросился к коню. Тот уже съел всю солому и
нетерпеливо перебирал ногами. Курбап достал из  кожаной  сумки  молоток.
Высадив дверь хижины, он вошел внутрь. Там было темно. Он пошарил руками
по лежанке и наткнулся на тело. Ощупал лицо и узнал мать. Она лежала как
мертвая; тихий голос простонал:
   - Я знала, сынок, что ты вернешься. Курбан не бросит нас...
   - А где остальные?
   - Все убежали туда, к горам, а я осталась сторожить  дом,  да  совсем
обессилела. Меня, верно, приняли за мертвую и дверь заколотили. Да,  сы-
нок, теперь, когда ты вернулся, все поправится...
   Курбан отыскал горшок, принес воды из  канавки,  собрал  колючек.  Он
развел огонь в очаге и поставил горшок, насыпал в него пшена.  В  хижине
стало светло и тепло. Мать лежала, худая и слабая, не  в  силах  сделать
движение. Ее нос заострился, и сухие обтянутые губы шептали:
   - Вот ты и пришел, сынок!
   Курбан отвел коня на пустырь, стреножил ето и оставил пастись.  Рядом
был его участок пашни, такой клочок, как ладонь,- как с него  прокормить
семью? А еще приходилось отдавать половину урожая владельцу земли -  бе-
ку! Участок уже зарос сорняком. Дальше тянулись знакомые  участки  сосе-
дей. И они заросли сорной травой, а людей нигде не было видно.  Домик  с
сараем старого кузнеца-заики Сакоу-Кули стоял вдали, обгорелый, с закоп-
телыми стенами, а на деревьях окружавших дом, листья от пожара завяли  и
сморщились.
   Но вот одинокий человек медленно  шагает  по  полю,  останавливается,
взмахивает кетменем,- вероятно, исправляет канавку.
   - Ойе! - закричал Курбан.
   Человек выпрямился, поднес руку к глазам, всматриваясь.
   - Ойе! Курбан-Кызык! - закричал он, и оба поспешно направились  вдоль
канавки навстречу друг другу и протянули руки, прижавшись правым плечом.
Это был сосед, старый Сакоу-Кули, имевший уже внуков.
   - О, какие времена! - сказал старик, утирая рукавом глаза.
   - Здорова ли твоя семья, жива ли корова, работает ли  осел,  плодятся
ли овцы? - спросил Курбан.
   - Пришли эти завернутые в шубы люди, угнали соседний скот, увезли по-
перек седла четырех моих овец и одну мою внучку, а остальная семья  убе-
жала в горы. Я все жду их, если только они не погибли от голода. А коро-
ва и осел спаслись.
   - А где моя семья? - спросил Курбан. Дыханье его  остановилось,  пока
он ожидал ответа.
   - Для тебя есть радость - твоя жена вчера вернулась и ночевала в раз-
валинах моего бедного дома. Вот она уже идет через поле...
   И Курбан увидел вдали знакомую красную одежду жены. Почему  она  идет
пошатываясь? Курбан сразу сделался серьезен  и  важен,-  ведь  он  глава
семьи, должен собрать всех под свою руку и снова наладить  развалившееся
хозяйство.
   - Ну что ж, Сакоу-Кули,- сказал он старику.- У  тебя  есть  корова  и
осел, у меня конь. Мы их запряжем вместе и распашем наши  клочки  земли.
Кругом война, набеги; вчера были кипчакские  беки,  сегодня  монгольские
ханы. Когда же мы от них избавимся? Но мы, земледельцы, не можем ждать.
   Наше дело-сеять хлеб; если мы сами о себе не позаботимся, то  кто  же
нас прокормит?
   - Верно сказал! Терять время нельзя: земля требует семян, плуга и во-
ды!

   Глава седьмая. БЕГСТВО ЦАРИЦЫ ТУРКАН-ХАТУН

   Весной этого страшного года Дракона (1220) весь Мавераннагр уже нахо-
дился во власти Чингиз-хана. Как старательный хозяин, получивший в  свое
владение ценное наследство, монгольский каган стал заботиться  об  уста-
новлении порядка и мирной жизни. Во всех городах Чингиз-хан поставил та-
тарские гарнизоны, назначил туземных хакимов и  к  ним  приставил  своих
монгольских правителей, чтобы все видело, все знало недремлющее око  ве-
ликого кагана.
   Некоторые крестьяне, еще напуганные и недоверчивые, стали  постепенно
возвращаться в свои поселки и принялись за обработку полей.  Но  порядок
восстанавливался медленно: по всей стране бродили шайки  голодных,  без-
домных беженцев, и вслед за монголами, в поисках еды, они также  грабили
разоренные селения.
   Оставались еще непокоренными только низозья Джейхуна, коренные  земли
Хорезма, где находилась богатая столица Хорезм-шахов Гургандж,- она  ос-
тавалась в середине владений монгольских, подобно шатру с  перерезанными
веревками. Чингиз-хан решил наложить свою руку на эти  земли  и  поручил
завоевание этой области своим трем сыновьям: Джучи, Джагатаю  и  Угедэю.
Им он выделил значительныэ части своего войска. Джагатай и Угедэй  пошли
на Хорезм с юга, берегом реки Джейхуна, а всегда непокорный  Джучи  стал
медлить, оставаясь со своими отрядами около  Дженда,  где  он  занимался
охотой на диких ослов и отбирал коней у кочевников, требуя только  белых
и саврасых, любимых каганом.
   Чингиз-хан приостановил поход своего главного войска и решил провести
зиму на берегах реки Джейхуна. Он отправил в Гургандж Данишменд-хаджиба,
одного из передавшихся на его сторону сановников Хорезм-шаха. Тот прибыл
к старой царице Туркан-Хатун и объявил ей, что великий каган воюет не  с
нею, а только с ее сыном, Мухаммедом Хорезм-шахом, и  не  столько  из-за
преступлений, которые тот совершил, сколько желая наказать его за непос-
лушание и за оскорбления, нанесенные им  своей  матери.  Данишмендхаджиб
еще добавил, что если Туркан-Хатун  выразит  покорность,  то  Чингиз-хан
обещает не трогать и не разорять областей, находившихся под ее властью.
   Но разве коварная царица  Туркан-Хатун  могла  поверить  монгольскому
владыке, который был честен только со своими монголами, а на всех других
людей смотрел, как охотник, который играет на дудочке, приманивая  козу,
чтобы ее схватить и приготовить из нее кебаб.
   Одновременно с прибытием Данишменд-хаджиба в Гургандж приплыли  лодки
из  Келифа.  В  одной  из  них  находился  переодетый  простым  батраком
Инаньчи-хан, который привез письмо от Хорезм-шаха. Падишах извещал мать,
что покидает заставы на берегу Джейхуна. Он удаляется в  Хорасан,  чтобы
собрать там большое войско, и зовет Туркан-Хатун выехать к нему со  всем
его гаремом, не доверяя Чингиз-хану.
   Это известие настолько встревожило Туркан-Хатун, что она даже  перес-
тала прикладывать к своим глазам примочки, которыми старалась сделать их
более красивыми. Поняв, что оставаться в Хорезме опасно,  она  приказала
навьючить большой караван, собрала всех жен и детей Хорезм-шаха,  нагру-
зила верблюдов ценностями и направилась через каракумские пески на юг, к
горам Копет-Дага.
   Перед отъездом старая царица решила обезопасить своих внуков от  воз-
можных впоследствии соперников. Она приказала главному палачу: всех юных
заложников, живших при шахском дворе, не считаясь с их возрастом, вывез-
ти на лодках на глубокое место реки Джейхуна и там  сбросить  в  воду  с
большими камнями на ногах. Все двадцать семь мальчиков и юношей, сыновья
крупных феодальных правителей Хорезма, были утоплены.
   Из всех заложников Туркан-Хатун сохранила жизнь одному Омар-хану, сы-
ну владетеля Язера в земле Туркменской. Она сделала это  только  потому,
что сама направлялась туда, а Омар-хан и его слуги  знали  дорогу  через
пустыню. Во время трудного перехода через  пески  Каракумов,  длившегося
шестнадцать дней, он верно и безропотно служил старой шахине.
   Но когда караван уже приближался к границам Язера и за песками  пока-
зались скалистые вершины гор, ТурканХатун, выждав, когда  Омар-хан  зас-
нул, приказала отрубить ему голову.
   Она направила караван к неприступной крепости Илаль, расположенной на
вершине одинокой скалы. Здесь она пребывала со всем своим  двором,  пока
поблизости не появились передовые монгольские отряды, искавшие шаха  Му-
хаммеда.
   Один из начальников охраны шахини предложил ей немедленно бежать  от-
туда под покровительство ее внука Джелаль эд-Дина, собиравшего  в  Иране
бойцов для борьбы с монголами. Все только и говорили о его  мужестве,  о
силе его войска, о том, что он сумеет прогнать врагов.
   - Никогда! - воскликнула в ярости старуха.- Лучше  мне  погибнуть  от
меча монгола! Как? Чтобы я унизилась до того, чтобы принять  милость  от
сына ненавистной мне туркменки Ай-Джиджек? Чтобы я жила под его покрови-
тельством, когда у меня имеются внуки моей благородной кипчакской крови?
Лучше я попаду в плен к Чингиз-хану и перенесу у него унижение и позор.
   Вскоре примчались монголы и осадили крепость.  Они  построили  вокруг
скалы сплошную ограду, отрезав у осажденных всякую связь с остальным ми-
ром. Осада продолжалась четыре месяца, и когда в  цистернах  и  погребах
высохла последняя припасенная вода, Туркан-Хатун решила сдаться. Монголы
захватили вместе с шахиней-матерью весь гарем и малолетних  сыновей  Хо-
резм-шаха. Все мальчики были тут же зарезаны, а жены и дочери шаха и са-
ма Туркан-Хатун отправлены в лагерь Чингиз-хана. Всю же свиту  и  охрану
монголы перебили.
   Монгольский владыка немедленно раздал дочерей Хорезм-шаха  своим  сы-
новьям и приближенным, а злобную шахиню Туркан-Хатун держал  для  показа
на своих пирах. Она должна была сидеть около входа в шатер и петь жалоб-
ные песни; Чингиз-хан бросал ей обглоданные кости.
   Так питалась Туркан-Хатун, бывшая раньше самодержавной  повелительни-
цей Хорезма и называвшая себя "владычицей всех женщин вселенной".

   * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ВЕЛИКОГО ХОРЕЗМА *

   Глава первая. ДЖЕЛАЛЬ ЭД-ДИН ВЫЗЫВАЕТ НА БОЙ ЧИНГИЗ-ХАНА

   Пока не рассыплешь зерна, не снимешь жатвы;
   пока не рискнешь жизнью, не победишь врага.
   (Спади)

   Расставшись с Хорезм-шахом, Джелаль эд-Дин и его братья от другой ма-
тери, Озлаг-шах и Ак-шах, в сопровождении семидесяти  всадников  пробра-
лись в Мангишлак. Местные кочевники дали свежих лошадей. На них  молодые
ханы прошли Каракумы и достигли Гурганджа, столицы Хорезма.
   Там они объявили знатнейшим бекам, что  Хорезм-шах  Мухаммед  отменил
завещание и назначил своим преемником султана Джелаль эд-Дина. Хотя быв-
ший наследник Озлаг-шах и подтвердил это, но кипчакские беки не захотели
примириться с султаном не кипчакской крови. Тайно сговорившись, они  ре-
шили убить Джелаль эд-Дина.
   Его предупредил о заговоре прибывший из Келифа Инаньч-хан.
   - Что мне делать в этом городе скорпионов и тарантулов, где даже  пе-
ред лицом опасности нет единства! - сказал Джелаль эд-Дин.
   Ночью, в сопровождении Тимур-Мелика и трехсот туркмен,  он  незаметно
покинул Гургандж и направился на юг через Каракумы.
   В несколько дней маленький отряд прошел тяжелый путь, на котором  ка-
раваны делают шестнадцать ночлегов, и  достиг  города  Нессы.  Посланный
вперед разведчик донес, что на зеленом лугу у подножия хребта Копет-Дага
видны какие-то юрты и рядом пасутся стреноженные кони необычной  породы.
По-видимому, это монголы, и их не  менее  семисот  человек.  Тимур-Мелик
сказал:
   - Хотя после трудного перехода наши кони утомлены, но сил у них  хва-
тит, чтобы ворваться в монгольский лагерь. А у нас должно хватить уменья
изрубить врагов.
   - Смелого догоняет удача! - ответил Джелаль эд-Дин. Вынырнувший  вне-
запно из песков отряд туркмен Джелаль эд-Дина с отчаянной яростью набро-
сился на монгольский лагерь. Схватка была горячая, обе стороны рубились,
не щадя жизни. Монголы не выдержали и бежали  в  беспорядке,  прячась  в
подземных водопроводных канавах (кяризах). Только немногим удалось спас-
тись.
   Это было первое столкновение, в котором туркмены одержали победу  над
монголами. До этого монголы внушали всем такой ужас, что их считали  не-
победимыми. Джелаль эд-Дин сказал:
   - Если бы монголы не стояли лагерем на открытой равнине, а находились
за крепостными стенами Нессы, то мы на своих измученных конях никогда бы
не проскользнули мимо. Скорее ловите их коней и седлайте! Путь  наш  еще
долог.
   Все всадники спешно пересели на свежих монгольских  коней  и  горными
тропами направились на юг, к городу Нишапуру.
   Через несколько дней, опасаясь предательства кипчакских ханов, к Нес-
се прибыли из Гурганджа два других сына Хорезм-шаха: Озлаг-шах и Ак-шах.
Их сопровождала большая свита; они пытались  пройти  незамеченными  мимо
монгольского сторожевого отряда, но были окружены и все перебиты.
   Тем временем Джелаль эд-Дин, нигде не останавливаясь, направлялся все
дальше, через Нишапур, Зузен и Гератскую область. Начальник одной горной
крепости предлагал ему в ней остаться, полагаясь на неприступность древ-
них стен. Джелаль эд-Дин ответил:
   - Полководец должен действовать в открытом поле, а  не  запираться  в
стенах. Как бы ни была сильна крепость, монголы найдут  способ  овладеть
ею.
   Прибыв в Буст, Джелаль эд-Дин имел уже значительный отряд,  собранный
из воинов рассеявшейся армии Хорезм-шаха. Здесь он соединился с  отрядом
Амин-ал-Мулька, прогнал отряд монголов, осаждавших Кандагар, и прибыл  в
Газну, главный город удела, назначенного ему когда-то хорезм-шахом.  Там
он принял клятвы верности от всех местных беков.
   У Джелаль эд-Дина теперь было около тридцати тысяч  туркменских  вои-
нов. Столько же присоединилось к нему афганцев, карлуков и воинов других
племен.
   С этим войском в шестьдесят  тысяч  пеших  и  конных  бойцов  Джелаль
эд-Дин выступил навстречу монголам и расположился лагерем у городка Пер-
вана, на истоке речки Лугар, впадающей в Кабул.
   Отсюда он сделал набег на Тохаристан и  разгромил  монгольский  отряд
Мукаджека, осаждавшего крепость Вариан. Монголы потеряли там  до  тысячи
человек убитыми, поспешно переправились через реку Пяндшир, разрушая  за
собою мосты, и вернулись к Чингиз-хану.
   Джелаль эд-Дин отправил к Чингиз-хану гонца с коротким письмом:
   "Укажи место, где мы встретимся для битвы. Там я буду тебя ждать".
   Чингиз-хан на письмо не ответил, но  обеспокоился  поражением  отряда
Мукаджека и смелостью Джелаль эд-Дина. Он послал против него сорок тысяч
всадников под начальством своего сводного брата Шики-Хутуху-нойона.
   Джелаль эд-Дин смело двинулся навстречу монголам. Битва  произошла  в
долине на расстоянии одного фарсаха (7 км) от Первана. Перед началом боя
Джелаль эд-Дин дал войску такой приказ:
   "Богатыри, берегите силы коней до тех пор, пока не  забьют  барабаны.